forum.tarkovsky.su [Powered by Invision Power Board]

Отец Фауста имеет внутреннюю психологическую правду за материей духа признавать ее темноту и пустоту. Ведь он ставит людей на ноги, выполняя конкретную работу и видя ее конкретные результаты: вытягивая позвоночник и через боль освобождая защемленные нервы, больному возвращаются его отнятые ноги. Зло творя, совершая благо. С каким упоением он, добираясь сквозь одежку без застежек до тела сельчанки, приникает к ее колену и произносит: Вене-е-ра (что относит мысль к плодоносящим силам природы, произрастанию, наследию и потенциям). Фауст же, наоборот, оторван от природы и ничего не смыслит в травах, путая вербену со звездчаткой обыкновенной.
Ветхозаветной интенциональностью и признанием высокой мудрости старого уклада жизни проникнуты и воззрения Андрея Тарковского – “Живите в доме, и не рухнет Дом”. Признаниями жены Сталкера выражена суть довольствования малым : “А если б не было в нашей жизни горя, то лучше б не было, хуже было бы. Потому что тогда и... счастья бы тоже не было, и не было бы надежды.” А в знаменитом “слове об Апокалипсисе” Иоанна Богослова (10.4) Тарковский делится соображениями о том, почему незнание благородно и почему в нем есть надежда.
В антропологико-телесном манифестировании сущего заключена феноменологическая мудрость - если у тебя руки заняты делом (например, стиркой или пахотой), а пальцы искорежены и приобрели форму твоего труда, – тебе не открыть за тонкую ручку емкость с соком цикуту. И, наоборот, вне этих занятий легко в голову придет мысль иная и способность ее осуществить.
Однако время идет вперед, возникает проказа, которую не вылечить травой, важность для мира людей отца Фауста стремительно снижается, важность людей типа Фауста стремительно возрастает.

Ростовщик-Мефистофель выступает вечным странником, что блуждает по долинам жизни. Это не только не очень гетевский персонаж, но и не классический христианский дьявол, а разве что сублимированный подвид сатана из иудейской мифологии, не имеющего, однако, с Богом никакой обратной связи. Ибо Бог здесь у Сокурова, повторюсь, в высокой степени неперсонифицирован, и, следовательно, никакой подотчетной связи с Ним у героя А.Адасинского нет. Думается, персонаж был создан на заре времени и дан людям для решения проблематики телесного проживания “здесь и сейчас”, а не перед лицом Превечного. А. Сокуров в этом отношении высказывается предельно традиционно: “нас выгнали из Рая, теперь барахтаться только самим”. Но вероятно, не только. Ростовщик персонаж довольно любопытный, содержащий в своих заначках и “дьявольский тоннель”, и “колодец для трусливых душ”, и “покрывающие породы” и “источник дьявола”, являющиеся вполне прозрачными символами занятости индустриализованного и наукоцентричного человека. В определенном смысле можно сказать, что он уже прошел тот путь, в начале которого находится Фауст. То, к чему стремится Фауст – для Мефистофеля пустой звук. Волшебство алхимии или создание человека не достигает значений предельных вопросов и ответов. Он где-то даже тоскует по раннему подъему, культивации, и чистке хлева, всем способам выживания, предлагаемым Фаусту как несчастному человеку от нового занятия. Спит в мусорной горе. Мефистофель Сокурова при всей коварности искусителя обладает поистине метерлинсковским взглядом на вещи. В отличие от Фауста, живущего иллюзиями будущего, дьявол благоговеет перед простыми основами жизни, выражая искреннюю любовь к доандертальной природе: крысам, кошкам и обезьянам на Луне. Однако вопрос о Боге, как его собственном создателе, а также создателе Ада, где ему надлежит вечно служить стражем и хранителем филистерского измерения жизни, заставляет испытывать вселенские страдания, доли которых Фаусту пока не понять. Мефистофель не может умереть, потому что смерть и все что связано с инобытием – епархия Бога, остающаяся за рамками проблематики фильма. Персонаж также не имеет души, оплодотворенной духом, так как имение такой души – скорее всего исключительная божественная прерогатива человека.

Разглядев в девушке Маргарите неповторимый цветок, эстет Фауст в порыве душевной волевой экспансии решает спасти ее от их времени и людей, став наставником. Однако, разоблаченный в убийстве ее брата, лишь заключает договор с Ростовщиком на реализацию страсти за продажу души. Маргарита как человек душевно старого образца, страдает и кается по поводу мирового коллапса, невозможности любить мать, терпеть ее запахи, неспособности отомстить за брата и, наконец, приходит утопиться. Фауст, проведенный по дьявольскому тоннелю, успевает к месту трагедии, и оба погрузившись в некую инициацию, оказываются в преддверьи довольно странного места, где присутствуют обитатели явно не здешнего мира, и где слегка заторможенный герой, не замечающий ничего кроме холода, бесстрастно поглаживает тело обнаженной Маргариты, чуть позже произнеся “я ее не хочу. Боже… ”. Внезапно обнаруженная невозможность плотски любить женщину уводит зрителя к перекличке со сквозной темой в творчестве Сокурова, где суть поступков героев раскрывается не в проявлении внутренней жизни души, а в формируемом призраками их идеалов поверхностном трении о внешний мир, пусть это и есть, в какой-то незначительно мере, подлинное восхождение к самим себе. Это и красноармеец Никита, победивший врагов, но нерешившийся на человеческую близость с дворянкой Любой из “Одинокого голоса человека”. Это и Адди владеющий Европой, но безучастный к Еве Браун из “Молоха”. И пр.

В финале фильма Мефистофель надевает на Фауста смехотворные латы и показывает ему свои владения. Камера панорамирует местность с высоты птичьего полета, и возникает предположение, что Земля есть очередная из множества разветвленных (fork!) воплощений сущего, отличающаяся от необжитого адового пространства лишь наличием сторожки лесника, мельницы и примет деятельности людей. Очередная потенциальная долина жизни. (Альтернативно можно сказать, что прежняя земля исчезла с исчезновением прежнего человечества, а новая ойкумена основана из ада.)
Странствуя во владениях Ростовщика и простившись с вечными воинами, точно также облеченными духом, не находящими себе место в аду и возжелавшими умереть, герои натыкаются на красивое зрелище циклически работающего гейзера, названного дьяволом своим источником и наделившего Фауста вкусом к жизни и желанием повторить эту красоту природы. Подобные циклические гейзеры медленно нагреваются, вскипают, выбрасывая порцию грунтовых вод, повторяя этот цикл день за днём, год за годом.

- Как это все устроено?
- Мне этого знать не зачем, о том ведает Господь Бог
- Бог не знает, я знаю. Тепло поднимается наверх, холод тянет внутрь земли. Я могу спокойно это повторить.

Подобным образом работают и естественные ядерные реакторы: грунтовые воды, проходящие через урановое месторождение Окло в Габоне, могли не только быть замедлителем нейтронов, но и “регулировать“ работу реактора. Это был чрезвычайно эффективный механизм, не позволяющий структуре ни расплавиться, ни взорваться на протяжении сотен тысяч лет. Принцип работы реакторов типа “фукусимского кипятильника” (выработка пара, раскручивающего турбины электрогенераторов, затем охлаждение и возвращение вниз в активную зону) имплементирует тот же паттерн поведения. Александр Сокуров однажды в интервью заметил – пока в мире остается хоть один работающий реактор, есть риск аварии.

Лелея иллюзии разума, страстей, движимый лихорадкой души устремляться все “дальше, дальше и дальше”, Фауст остается в аду и создает свободный народ, избежавший дна и давления океана жизни. Всплывший на поверхность воды, барахтающийся, смотрящий голливуд и называющий это прогрессом и свободой. Мефистофель же остался в своем вечном одиночестве без надежды на спасение, с ожиданием очередного Фауста и жаждой обретения неповторимой по накалу и отчаянию души.

Парадоксальным образом фильм ”Фауст” играет на ниве некрореализма. Мефистофель, называя значение своего имени собственного, указывает на факт мученичества и издательства. В юфитовском “Прямохождении” одним из скрытых смыслов выступает деятельность вне-временного дьявола над животными, в далеком прошлом обращенными им (через вспышку огня, вызывающую испуг) в существ, ходящих на двух задних ногах. Что, в сокуровском случае, вполне проясняет причины нежности и глубокой привязанности Ростовщика к братьям меньшим, как существам изначально-божественного, ничем посторонним не тронутого, происхожения.
Весьма трендова для артхауса и роль женщин как сподвижниц “мира сего”. С одной стороны, это целомудренная (но вместе с тем и чувственная) Маргарита, в каком-то смысле ставшая своеобразной такой Евой для новой Земли и ее свободного народа. Но это и фрау, называющая себя женой Ростовщика. Это и мать Маргариты, журившая свою дочь за посиделки с Фаустом, и неожиданно вознесшая руки вверх, образовав собой фигуру темного крылатого существа из невидимого мир.

При очевидной заявке на предъявление универсальной метафизической проблематики, авторы, как и ожидалось, возвысились над религиозной обрядовостью (поход Ростовщика в церковь по нужде) а также не стали перегружать кинополотно сомнительным психоанализом. Фильм Сокурова – это экологическое послание людям, наличествующее и у Гете.

9.53/10